3. Квадратик, который смог Тему рассказа задал Торговец в чате VIZионеры. #рассказ Почему-то моя интуиция сказала, что вот это – идеальный двор. Бывает такое – просто видишь некий объект и что-то о нём понимаешь. Так, стоя возле подъезда обычной российской девятиэтажки, я вдруг понял и прочувствовал – вот какой он, идеальный двор. Нет, вовсе не в смысле красоты или эстетики. С этой точки зрения – перед нами самый обыкновенный кусок асфальта, впереди – точно такая же девятиэтажка, собранная из квадратиков, слева и справа – оно же. Но… чёрт его знает, почему этот пейзаж вызвал странное ощущение гармонии и «я бы с удовольствием провёл здесь свою старость». А может быть, я просто словил чувства другого человека? Этот двор почти в точности повторяет место, где прожили свою старость родители моего отца – они умерли перед самой пандемией коронавируса. То был другой город, но все факторы – как здесь. Микрорайон у самой реки, слегка в стороне от города. Сюда непросто добраться – нужно минут десять идти от конечной единственного автобуса, заезжающего так далеко. Но это даёт свой плюс – в тихий спальный райончик просто не заезжают посторонние. Потому что долго и бессмысленно. Между прямоугольными домами растут сосны – помню, дед рассказывал, что когда они только въехали в свою двушку, наконец полученную от государства в середине восьмидесятых, он сам сажал такие сосны во дворе. Вот, выросли наконец… Дом передо мной – последний, за ним уже спуск к реке, именно на этот дом первыми налетают жестокие северные ветра, атакующие бетонную конструкцию большую часть года в этих российских широтах. Понимаю, что лично мне было бы комфортно жить не с видом на реку, а именно вот так – с видом на крайний дом у реки, чувствовать, что он, подобно крепостной стене, хоть немного защищает мои окна от вечного напора ледяной смерти. Оглянувшись, я окинул взглядом окна за моей спиной. Девять этажей квадратиков… за одним из них скрывается типовая кухня, в точно такой же мои дедушка с бабушкой пили чай с вареньем из ягод с собственной дачи. Эта небольшая и вовсе не роскошная кухня плюс две комнатки, в которых можно спать и смотреть телевизор, оказались их счастливым билетом в старость. В отличие от многих своих сверстников, родители моего отца смогли вырвать у советского государства хотя бы такую недвижимость и право на пенсию – спустя тридцать лет мало кому удаётся получить даже это. Так время и остановилось в подобных микрорайонах – замерло где-то в конце восьмидесятых. Наверно, единственным приветом из девяностых здесь стал круглосуточный ларёк, расположившийся точно посередине двора. Магазины – тоже есть, слева и справа, но через несколько домов. А ларёк – особый объект, живой, как старый цепной пёс, давно отслуживший своё и почти ненужный, но к нему привыкли и по-своему полюбили. Вряд ли он приносит большую прибыль, разве что там по ночам нелегально продают алкоголь за наличные. И на весь этот пейзаж каждый день смотрит из окна пенсионер, такой же, как мой дед. Сосны, бетонные квадратики, ларёк и северные ветра. Сейчас лето – и всё вокруг залито ярким солнечным светом. Представляю, как дед просто долго сидит возле окна в кухне и смотрит на этот свет, на облака, лениво проползающие по куску неба между бетонными квадратами. И чувствую, что можно так просидеть много лет, просто глядя на эту картину, в какой-то тихой эйфории. Чай, варенье и двор… Молодость и жизнь деда – остались буквально «в далёкой Галактике», в совсем другой стране, в другой эпохе. Жизнь протекала там по иным правилам, и он понимает, что никогда не впишется в современность. Но деду это и не нужно. Он успел хорошо отгородиться от смертельного северного ветра перемен – бетонными квадратами, хвоей, стабильным пособием от государства и коллекцией пластинок со старой музыкой. Так и слышу, как в комнате поскрипывает виниловая пластинка, а Эдит Пиаф кричит деду: «Non! Rien de rien... Non! Je ne regrette rien...» Лицо деда вписано в квадратик окна, вписанный в квадрат стандартной бетонной панели, выпущенной стандартным заводом кирпично-панельного домостроения. Квадратик, который смог подарить деду спокойную и безмятежную старость.